Мой прадедушка, Григорьев Петр Афанасьевич, начал воевать с фашистами в 20 лет, после окончания летного училища. Его откомандировали на западный фронт (под командованием маршала Рокоссовского) в полк тяжелых бомбардировщиков. Первые боевые вылеты были очень трудны. Из эскадрильи, состоящей из нескольких бомбардировщиков, домой на базу возвращались 1-2 самолета, т. к. в то время господство в небе было у фашистов. Их маневренные и скоростные «Мессершмитты», которые наши прозвали «Мессерами», и «Фокке-вульфы» не встречали никакого сопротивления с нашей стороны, так как все прифронтовые аэродромы были разгромлены. И, зачастую, на 12 истребителей в смертельную атаку шли 1-2 наших «Ястребка», которые вскоре и погибали в неравном бою. И наши бомбардировщики тоже погибали, так и не успев сбросить бомбы на позиции противника.
     Но вскоре в войне наступил перелом. После битвы под Москвой, а потом – под Сталинградом и под Курском, в войне наступило равновесие и борьба шла уже на равных. Много рейсов сделал мой прадедушка в тыл врага. В 1944 году его самолет, загруженный до отказа бомбами, летал на Кенигсберг. Заградительный огонь фашистских зениток был очень мощным, и прорвать линию обороны было очень тяжело. А в небе их атаковали вездесущие немецкие истребители. Каждый вылет мог стать последним в жизни летчика.
     В подвалах замка Кенигсберга (в переводе с немецкого «Королевская гора») хранились многочисленные богатства, картины, скульптуры и, по некоторым данным, даже «Янтарная комната», которые фашисты награбили в нашей стране. Кроме того, Кенигсберг был выходом в море, стратегическим пунктом, поэтому фашисты дрались за него с особым ожесточением.
     Это случилось апрельским днем 1944 года. Сбросив на нужную цель свои бомбы, мой прадедушка возвращался на базу. До своих оставалось несколько километров, и вдруг из облаков прямо на него вынырнул «Фокке-вульф 190». Тяжелому бомбардировщику очень трудно противостоять в бою юркому и скоростному истребителю. Первым погиб наш стрелок, который пытался подбить «Фокке-вульф». Потом был ранен штурман. Бортрадист прокричал в радиотелефон: «Командир, горит правый двигатель!», — и тоже был убит. А «Фокке-вульф» все не отставал. Он решил добить беззащитный бомбардировщик. И вот он заходит в новую атаку: идет прямо в лоб и стреляет по кабине самолета. Этой очередью мой дедушка был ранен прямо в голову, но и сам подстрелил «Фокке-вульфа» — тот ушел в пике и рухнул в лес. На одном моторе, с черепно-мозговым ранением, прадедушка сумел посадить самолет и потерял сознание. Самолет горел, огонь подбирался к бензобакам… и если бы не штурман, тоже раненый, который сумел вытащить командира из горящей машины и оттащить на безопасное расстояние буквально за несколько минут до взрыва, они бы не спаслись… наши пехотинцы, которые видели этот бой из окопов, бросились к ним на помощь и доставили в военно-полевой госпиталь. Потом была операция и долгое восстановление.
     А через 3 месяца пришел наградной лист, в котором было сказано, что мой прадедушка, Григорьев Петр Афанасьевич, награждается орденом «Великой Отечественной войны I степени» и ему досрочно присваивается звание капитана Военно-воздушных сил. Оказывается, в тот свой боевой вылет он очень своевременно разбомбил склад горючего, которым заправлялись морские суда фашистов.
В мае 1945 года, в горящем Берлине, когда была уже подписана капитуляция фашистских войск, на тихой улице, недалеко от Трептов парка, моего прадедушку встретил немецкий хирург и сделал ему пластическую операцию, пытаясь искупить вину своего народа перед нашим. И шрам на лбу стал практически незаметен. Но головными болями он мучился до конца жизни…
     Анастасия Карпова 3 курс группа 412 «А»